Клэ-Р рассказала. О своих мыслях никчемных. О рачках и столе таверны, к которым память всё возвращает. О страхе. Всё ведь повториться может. Рачки и тот провал бесконечный, в котором сто раз умерев, жить остаешься. Огр выслушал, ничего не сказал. Да и что тут скажешь? Тем более и капитан засвистел — ветер менялся и «Коза» к себе внимания экипажа требовала.
Заштормило, как выразился господин Фуаныр, «по-океански». Шхуну сносило к востоку. День, ночь, еще день… Работали оба огрызка вахт почти без отдыха. Рвались снасти, волны гуляли по палубе, выбирая себе подарки. Людей и дарков оставили, но и лодку-тузик забрали, и еще много чего. И водички в трюме оставили — былая гиана вполне и утонуть бы там могла, нынешнее морское не-пойми-что по пояс в воде работало, кожаную кишку помпы очищая.
На закате третьего дня море успокаиваться начало. Дрейфовала сердитая «Коза», качала хвостами оборванных снастей. Кухонника с руганью прогнали на камбуз — команда за эти дни оголодала зверски. Остальные полезли на мачты — чинить и вязать то, что чинить-вязать еще возможно. Палубная команда сражалась с остатками воды в трюме.
— Я б тому, кто крышки люков делал, живьем печень выел, — сипел огр, неутомимо качая ручку помпы. — Корпус хоть куда у нашей дойной, а люки…
— Валяй. И печень и почки, — Клэ-Р пошатывало, ведро норовило из рук вырваться. — Только доплыть бы сначала.
— Доплывем. Я, кстати, придумал. Насчет мыслей твоих рачковых. Тебе пролечиться надо. Люди всегда так делают. Да ты ведь и сама раньше знала, как разом повеселеть. Ширитти в серебре, здесь, правда нету…
— Да тут вообще никакого ширитти нет. Я уж думала, — с тоской призналась бывшая гиана.
— Захочешь — найдешь. И не сомневайся — за борт тебя никто не выкинет. Может, капитан выпорет, так что ж — тоже развлечение.
— Да иди ты, зловонник духоперый…
Ругаться сил не было. Помпа опять зачихала и Клэ-Р полезла в трюм кожаную хрен-кишку прочищать…
Даже добротная вещь не живет вечно. Клэ-Р смотрела на протершуюся на ладони перчатку — дважды уже чинила, а теперь и стягивать дыру нечем. Кончились перчатки.
Капитан, без свиристения, поскольку сам был на вантах, просто заорал:
— Чего заснули? Шевелись, козопасы!
Клэ-Р выругалась и ухватилась за трос…
Момент выдался после обеда. Прислушиваясь к голосам на мостике, бывшая гиана проскользнула на камбуз. Глиняная бутыль стояла на месте — полегчала, конечно, ссадины джином лечили частенько, но еще булькает внутри увесисто. Клэ-Р поставила приготовленный кувшинчик, начала переливать. Левая, стертая, ладонь слушалась плохо. Ничего, главное не пролить. Вонять будет, кухонник учует. Ой, вот сейчас как зайдет…
Воровать бывшая гиана не умела, но научиться оказалось несложно. Кувшинчик спрятала в трюме. Осталось дождаться конца вахты.
Сыро. Воду откачали, корпус у «Козы» добротный, но все равно в трюме сейчас как в брюхе рыбьем. Клэ-Р забралась в гамак — мягкие койки покойников, убранные из кубрика, чтобы не мозолить глаза живым, здесь подвесили повыше. Бывшая гиана попыталась усесться на сетчатых свертках поудобнее. Кружка, кусок жесткого луйкского сыра. Кувшинчик забулькал… О, Добрый бог, шибает-то в нос как. Ничего, люди пьют…
Воровка-пьяница зажмурилась, поднесла кружку ко рту… Сверху донесся истошный вой впередсмотрящей. Тьфу, чтоб ее кошачьи предки удавились — нашла время. Клэ-Р, держа кружку, прислушивалась: капитан не свиристел, и что там орала Го, непонятно. Впрочем, оборотниху и стоя рядом не всегда поймешь.
Джин все-таки отвратительно пах. Клэ-Р зажала свободной рукой нос, открыла рот…
Коротко взвыла Го и шхуну качнуло. Сильно качнуло. Гамак стукнулся о шпангоут, пьянчужка выругалась, чудом не пролив содержимое кружки. С «Козой» творилось что-то непонятное — казалось, шхуне мгновенно все паруса поставили — рванулась вперед со всей своей козьей прыти. Клэ-Р спешно перелила джин из кружки обратно в кувшин, спрятала. Кинулась к трапу. Наверху отчаянно засвистел капитан…
Такого быть не могло, но было. Шхуну несло течение. Непонятно откуда взявшееся, мощное. «Коза» сопротивлялась: грот и кливер успели привести в порядок, господин Фуаныр сам встал за штурвал, но отчаянные маневры ничего не дали — шхуну все быстрее несло на запад. Го с марса вопила, что севернее море спокойнее, но туда продвинуться не удалось, хотя слабый ветер вроде бы помогал парусам. За борт страшно было взглянуть: не волны, а единый поток, все быстрее несущийся в одном направлении.
— Река стурвормья, — сказал Морверн.
Клэ-Р с изумлением поняла, что моряки напуганы. В шторм они, защеканцы, ругались да похохатывали, а сейчас, при ясном небе и ветерке слабеньком, пялятся на море, словно их толстуньим хреном по лбу стукнуло.
Вода за бортом, ставшая почти гладкой, — действительно, речной поток, — все быстрее влекла беспомощную «Козу».
Господин Фуаныр совсем не по-капитански поскреб затылок и посмотрел на моряков поопытнее:
— Может, Хар-Бда глотнул?
— Да ну, сказки все это, — не поверил Лодер.
— Сам ты сказки. Видели его верные люди, — пробормотал капитан.
— Если Хар-Бда… — Морверн не закончил и даже не выругался.
И капитан, и разбойник, не сговариваясь, бросились к вантам. Глупо, если Го там ничего не высмотрела, то какой смысл метаться? Оборотниха ведь не только глазами, но и всем своим кошачье-человечьим нюхом горизонтами любуется.
Крошечная команда шхуны была кто на вантах, кто на носу. Клэ-Р осталась с Сиплым, стоящим у штурвала.