Хвост судьбы - Страница 25

— Убивать или ет?

— Верно. Какой смысл тебя убивать? Польза от этого будет?

Даже обиделась:

— Удет. Я ас не загрызу.

— А так загрызешь? Вот сейчас? Чего не прыгаешь? От сытости отяжелела? Или не хочется? Ты нас вполсилы драла.

Какие же у нее глаза? Карие с зеленью? Желтые-осенние? Но сверкают-то как. Или это от костра? Говорить, кричать, рычать не спешит. Наклонилась к кружке, попыталась пить-лакать.

Морверн вздохнул:

— Не приноровишься? Дай…

Поил, отводя от лица спутанные волосы. Цедила жадно, клыки о кружку цеплялись. Под конец глянула в глаза. Морверн убрал опустевшую кружку. Даркша облизнулась ошеломляюще длинным языком и сказала:

— Обрый ты. Потому что равлюсь? Отбарать хочешь?

По ту сторону костра на колени взметнулся парень.

— Потом ерунду брякнешь! — рявкнул ему Морверн. — А ты, девка, игрушки здесь не разводи. Я уже наигрался. По молодости, оно, конечно, всё равно — лишь бы теплое и шевелилось. Впрочем, хиток да нав холодных тоже можно. Но я уже староват. Ты, красавица, конечно, весьма гладкая. Может, со скуки я бы и побаловался. Но сейчас какая скука? Сейчас и так весело. Вот — загадки отгадываем, вопросы решаем.

— Еня зарезать ужно. Мягко и ез лишней боли, — проурчала упрямая даркша. — Я жить не огу.

— С виду умирающей не кажешься, — заметил Морверн, беря свою кружку.

— Хороша? — девчушка глянула на парнишку. — Эри, ы меня в Зерной хотел. Очень хотел. Озьмешь сейчас? Я покорной ыть умею.

Парень сидел открыв рот. Понятно, что с его милой Гонорильей приключилось осознать невозможно, но ласковой да покорной она точно не казалась.

— Овори! — требовательно проурчала девка. — Ты мечтал. Юбовницей, подстилкой, простодыркой озьмешь?

Парень нахмурился и буркнул:

— Что пристала? Поглядывал я. Признаю. Что ж мне, на курдюк Иты было любоваться? Или глаза себе повыжигать? Тебя симпатичнее во всем Приозерье нет. Но ты моя родственница! Значит, до постельного нам никак нельзя доходить. Боги такого, ох, как не любят.

Девица моргнула. Медленно, как кошка.

Морверн засмеялся:

— Смотри, ужом вывернулся. Сквозь пальцы. И главное, возразить нечего. Богам виднее. Нет, некому тебя сейчас барать, госпожа зверь-дева. Придется потерпеть. Или бегай вег-дича ищи. Или снежака. Он, вроде, попушистее.

— Морда разбойничья, ты что болтаешь! — заорал Эри. — Шутки гнусные себе в задницу засунь!

— Заткнись, горластый! — рявкнул Морверн.

— Громкие ы, аже в ушах звенит, — проурчала даркша. — Ну что за шутка еня сейчас задеть ожет? Вег-дичи у еня были. Шесть хренов. Очти и не слазили. Ак меня теперь оскорбить можно?

— Прости, — пробормотал Эри. — Понимаешь, Гонорилья, мы в подвале сидели, потом торопились…

— Я не Онорилья, — проурчала девушка. — Оздно ты пришел, Эри. Да разве я виню? Транно, что вообще пришли. Я думала, ебя там, у отцовского остра насмерть забили. Глупые мы ыли. Олчать нужно было. Да уж чего ам. Со шкуродерами лживыми я ассчиталась. Аль двое ушли.

— Еще один повод не спешить резаться, — заметил Морверн.

— Повод ороший, — согласилась даркша, вновь глядя ему в глаза. — Олько жить я не огу. Испортилась я.

— Если ты о досадном, — Морверн неопределенно мотнул головой, — то забудется. Заматереешь, о телесном с ухмылкой думать будешь.

— Уже, — спокойно проурчала даркша. — Я их рызла с радостью. Сладко было. Те что ушли, усть всю жизнь с дрожью да оглядкой штаны развязывают. Им в аждой девке я буду мниться. Ты, Морверн, рав — здесь в оследний вечер весело ыло. Простила я их. Как брюхо набила, ак и простила. Олько жить мне никак ельзя. Прирезать еня придется.

Морверн поморщился:

— Ну, прирежем. Польза где? Мы дичь иную предпочитаем. И уж твои ляжки жарить точно не будем. В остальном от мертвого мяса вообще никакой пользы. Даже вони нет — зима сейчас.

— Понятно оворишь, — падшая дева посмотрела на кружку. — Мне ак жить? В лесу? По еревьям лазить? Я пробовала — не ыходит. Я что такое? Кто? Я этими когтями ничего не огу — азве что человечину рвать!

Мужчины смотрели на вытянутые к костру руки даркши. С виду не слишком страшные — ногти на пальцах, правда, вдвое длиннее чем у нормальной женщины. Но в общем, человечьи. Тут у Морверна заныли бока — нет, эти ноготки потверже человечьих будут. И уж точно, погрязнее.

— Ты подожди, — промямлил мальчишка. — У тебя пять пальцев. Значит, ты не дарк. Если оборотень…

— Да нагадить, что за породу из еня сделали! Я одеться не могу! Кружку взять! Когда чешусь, ебя раню. Только и заживает за день. Я недоделанная! Я ообще не арк, я чудище недодолбанное, шикица драная! Не умыться, не подмыться. Я кто!?

Морверн понял, что кем бы отныне бывшая леди Уоган не стала, женщиной она осталась. Такие истерики только одна порода закатывать умеет. Воет на весь лес, и когти в ход не пустила только потому, что непонятно кого драть.

— Угомонись! Всех волков соберешь. Когти не самое страшное, — рявкнул Морверн.

— Да. Их вообще обкусить можно. Клещами, — влез мальчишка.

Гонорилья посмотрела на родственничка как на последнего балбеса и повернулась к Морверну:

— Ты свой нож затупить ашь? А? У еня же ничего нет — олько когти. Срезать их и снова еня кто угодно в позу ставь?

— Перчатки надеть можно. Вроде ножен, — сказал Морверн. — Тогда и что-то делать такими руками получится. А на ноги сапоги покрепче и все дела.

— Да!? На жопу оже ножны? Может еня вообще в кожу закатать и заклепками оббить? Я на кого охожа? Говорите! Я едь в зеркало не смотрела и вообще ебя большей частью не помню. Когда нашло — один из ратольдов обделался еще до того ак я их грызть начала. Так кто я!? На ого похожа? Что у еня с мордой бывает?